— Этого — да, во всяком случае — мне. Он уже превращался в огонь и пламя, когда спасал меня от горбуна Его имя Феб де Шатопер, и он наверняка будет счастлив снова увидеть меня.

Теперь я знал, почему мне показался знакомым расфранченный офицер.

— Он не узнал тебя на плоту? — с сомнением спросил Матиас.

— Едва ли. Он был всецело занят, отдавая команды своим людям.

— Тогда попытка стоит того, — признал герцог. — Пока мы не знаем предателя, мы подвергаемся опасности, что все наши планы обречены. Если мы будет знать его, то у нас будет преимущество, у мы тоже подсадим блоху в шубу врага, — он сделал глоток и посмотрел на меня поверх края бокала.

Эсмеральда подперла рукой подбородок и тоже посмотрела на меня.

— Для гадчо может оказаться опасным возвращаться в Собор, прежде всего — после произошедшего сегодня. Отцу Фролло известно о его допросе в Шатле, и возможно, кто-то узнал его во время приключений в Консьержери. Как может быть опасен архидьякон, я поняла на собственной шкуре, когда он и его горбатый помощник преследовали меня.

— И все же вы дали Квазимодо пить, — сказал я.

— Он тут ни при чем. Звонарь, как слуга, делает то, что ему приказал его хозяин. Кроме того, никогда не помешает иметь друзей в рядах врагов.

Я выпрямился, чтобы придать своим словам больший вес.

— Такой друг и я. Может быть, отец Фролло подозревает меня и играет со мной. Я же предупрежден и готов к этому.

Если я не вернусь обратно в Собор, то стану ненужным, пешкой, которая вышла из игры.

И именно этого я и не хотел. Почему? Я не мог бы утверждать к своей чести, что принял судьбу мира близко к сердцу. Скорее, это было внутреннее стремление — дело, которое касалось меня и моего отца. И Колетты. Я хотел ей помочь, хотел быть рядом с ней.

— Смелое решение, Арман, — сказал Вийон. — Но будь осторожен. Мы так и не знаем ни предателя, ни жнеца, ни не таинственного стрелка.

— Что за стрелок? — спросил Матиас, и я рассказал ему о своем таинственном спасителе.

— Похоже, он на нашей стороне, — заметил герцог.

— Действительно? — Вийон был полон сомнений. — Сперва я думал, что он — один из вас, египтян, но это оказалось заблуждением. Дреговитом он вряд ли будет, и «братом раковины» — тоже.

— Возможно, он относится к королевским стрелкам, — предположила Эсмеральда.

— Стрелки выпустили сегодня стрелы с зеленым оперением, — я знал это точно, вид раненной Колетты так горестно отпечатался в моей памяти. — Стрелы моего невидимого помощника были украшены синими перьями.

— Может быть, он относится к другой роте, — сказала египтянка, хотя и сама поняла, что это не более чем предположение. — Как раз это, возможно, и выдаст мне капитан Феб.

Мы закончили наше совещание. Вийон должен был вернуться к своим людям и сообщить им печальную новость о смерти троих братьев. И мне было уже пора засесть за книги в моей келье, прежде чем отец Фролло удивится, что я так долго делаю в Шатле. Если он удивится.

Глава 5

Кум Туранжо

Оставшийся день, как и весь следующий я провел в горячечном напряжении. Виной тому было отсутствие вестей о состоянии Колетты, о том, будет ли она вообще жить. Не раз я должен был буквально сдерживать себя, чтобы не броситься бежать во Двор чудес. Но я твердо обещал Вийону до вечера следующего дня изображать последовательного и прилежного писца, чтобы не заронить подозрений у Фролло. Вопреки ожиданиям, я не виделся лично с моим патроном.

Наконец, солнце во второй раз собралось потушить свое пламя в потоке Сены. Я стоял на галерее между башнями и смотрел, как река постепенно поглощала огонь. Красный огонь расплывался в иногда серой, иногда зеленой, а порой голубой переливающейся воде, — чтобы в итоге забрать все цвета, освобождая поле для ночного мира теней. Представление, будничное и не особенно волнующее, потому что на следующее утро солнце с новой силой вернет свет и цвета. Но как будут обстоять дела, если дреговиты уже нашли солнечный камень? В мире воцарится вечный свет или вечная тьма?

— Не высовывайтесь слишком далеко, месье Арман, вы можете упасть вниз. И ради чего? Заход солнца вы все равно не сумеете задержать!

Голос отца Фролло ударил меня, словно обухом по голове. Я сжался, и действительно, чуть было не потерял на долю секунды равновесие.

Когда я обернулся, меня ожидал еще больший ужас. Архидьякон, явно на пути в свою колдовскую кухню, был не один. Рядом с ним стояли двое других мужчин, чьи лица были скрыты полями шляп. Я почувствовал себя, как в первый вечер здесь, наверху, когда повстречал отца Фролло в сопровождении Жака Шармолю и Жиля Годена. Был ли это момент, когда нотариус ложно обвинил меня в убийстве?

— Клянусь Богоматерью, вы так бледны! — сказал Фролло и подошел ближе с двумя другими. — Вам нездоровится? Или вчерашний ужас не выходит у вас из головы?

Теперь гаснущий свет солнца упал на три лица, и с облегчением я установил, что не знаю спутников Фролло. Но его слова были поводом для нового беспокойства.

— Что Вы имеете в виду, отец?

— Трупы, которые месье Фальконе показывал вам, только потому, что вы случайно оказались на Мельничьем мосту. Я случайно услышал об этом. Покойницкая может испортить настроение одним упоминанием о ней, не так ли?

— Вам она знакома?

— Я посещал ее как-то в учебных целях вместе с господином доктором Куактье, личным врачом Его Величества короля.

При этом Фролло указал на одного из обоих мужчин, которому было около пятидесяти лет и чье лицо не знало улыбки. Он был одет, как и его спутник, в длиннополый темно-серый, отороченный беличьим мехом плащ и шляпу из того же материала.

Фролло представил меня как прилежного писца и потом перешел ко второму спутнику:

— Это…

— Зовите меня просто кум Туранжо, — сказал незнакомец и очень кратко поклонился. — Я только смиренный ученик перед лицом благородных искусств, которыми обладает магистр Клод.

Он был самым старшим среди троих — хворающий старец, возможно, шестидесяти лет. Хотя он был среднего роста, но казался ниже, потому что подагра совсем его скрючила. Серое лицо с заострившимся и торчащим вперед носом покрывали морщины, и, похоже, с возрастом оно утратило когда-то четкие контуры. Все же во властных чертах его лица и его голосе скрывалась большая сила, и лишь внешнее добродушие, похоже, таило остроту и строгость. Под высоким лбом мыслителя горели из глубоких глазниц бодрые глаза, от которых ничто не ускользало. Когда изучающий взгляд остановился на мне, у меня мурашки побежали по коже. Появилось ощущение, что я предстал перед судом или перед врачом, который должен выбирать между жизнью и смертью.

— Солнце отдыхает в тени ночи, — сказал Фролло. — И вам отдых тоже пойдет на пользу, Арман. Идите в кабак и выпейте крепкого вина, это придаст вам румянец и крепкий сон, — он сунул пару солей мне в руку и пожелал доброй ночи. Потом удалился с Куактье и Туранжо в самый удаленный угол в северной башне.

Одно мгновение я попытался пробраться за ними и подслушать. Личный врач короля! В келье Фролло могли происходить только важные совещания или — возможно еще важнее, тайные эксперименты, опыты в герметических искусствах.

Я отказался от этой идеи. Опасность обнаружения была слишком велика, после того, как Фролло повстречал меня здесь, наверху. Я решил воспользоваться случаем, чтобы отправиться в Тампль. Архидьякон был занят и потому не в состоянии преследовать меня.

С вечерними сумерками наступил холод. Я застегнул свое платье, когда стоял между разрушенными домами и спрашивал себя, где находиться вход в подземное убежище Вийона. Вдруг из тьмы вынырнули тени, прыгнули на меня и повалили на землю. Грубые руки зажали мне рот, словно они хотели меня задушить.

— Ни звука, или мы продырявим твою шею! Упершееся в шею острие клинка придало произнесенной шепотом угрозе большую убедительность. Я раскрыл глаза и уставился на парней, которые напали на меня. Здоровые детины с мечами, кинжалами и топорами. У одного из них даже был шестопёр [57] , словно он находился на турнирной площадке. Банда разбойников, — мелькнуло у меня в голове, — или даже убийц?